Невероятные лестницы и потрясающие руины от итальянского мастера-гравера.Самый известный гравер XVIII века по меди Джованни Баттиста Пиранези (1720–1778) прославился гравюрами, изображающими Древний Рим. Его поразительные изображения светотени наполнили археологические руины города драматизмом и романтикой и стали излюбленными сувенирами для гранд-туристов, путешествовавших по Италии в поисках классической культуры и образования.Сегодня Пиранези известен не только тем, что сформировал европейское представление о Риме, но и своей сложной серией причудливых тюрем Карсери, которые с тех пор оказали влияние на поколения творческих людей, от сюрреалистов до Сэмюэля Тейлора Кольриджа, Эдгара Аллана По, Хорхе Луиса Борхеса и Франца Кафки.Эти замысловатые изображения, основанные на современных декорациях, а не на настоящих грязных подземельях времен Пиранези, бросают вызов архитектурной реальности, вместо этого играя с перспективой, освещением и масштабом. Лестницы существуют одновременно в двух плоскостях, огромные сводчатые потолки кажутся взмывающими к небу, внутренние и внешние различия исчезают. Тюремные сцены с низкой точкой зрения и маленькими хрупкими фигурами превращаются в чудовищные мегаполисы заключения, которые и по сей день прославляются как шедевры экзистенциалистской драмы.Impossible staircases and startling ruins from Italy’s master engraverThe most famous 18th-century copper engraver, Giovanni Battista Piranesi (1720–1778) made his name with etchings of ancient Rome. His startling, chiaroscuro images imbued the city’s archaeological ruins with drama and romance and became favorite souvenirs for the Grand Tourists who traveled Italy in pursuit of classical culture and education.Today, Piranesi is renowned not just for shaping the European imagination of Rome, but also for his elaborate series of fanciful prisons, Carceri, which have influenced generations of creatives since, from the Surrealists to Samuel Taylor Coleridge, Edgar Allan Poe, Jorge Luis Borges, and Franz Kafka.Loosely based on contemporary stage sets rather than the actual dingy dungeons of Piranesi’s day, these intricate images defy architectural reality to play instead with perspective, lighting, and scale. Staircases exist on two planes simultaneously, vast, vaulted ceilings seem to soar up to the heavens, interior and exterior distinctions collapse. With a low viewpoint and small, fragile figures, the prison scenes become monstrous megacities of incarceration, celebrated to this day as masterworks of existentialist drama.
